Ева этого не знала. Не хотела знать. Она закрыла гла­за и снова попыталась забыться.

Иногда лекарства действительно помогали ей забыть­ся. Но если они действовали слишком сильно, Ева вновь начинала ощущать ледяной воздух, запах грязи и крови. Она боялась этого больше, чем незнакомых людей с их негромкими вопросами.

Иногда в этом холоде рядом с ней кто-то был. Она ощущала запах мятных леденцов и прикосновения паль­цев, которые казались ей похожими на тараканов, разбегавшихся по полу, когда зажигали свет.

Когда эти пальцы касались Евы, даже лекарства не могли заглушить ее крики.

Они вполголоса переговаривались и думали, что она ничего не слышит, ничего не понимает.

«Избита, изнасилована. Продолжительное сексуаль­ное и физическое насилие. Плохое питание, обезвожи­вание, сильные физические и эмоциональные травмы.

Ей повезло, что она выжила.

Ублюдка, который сделал это, следовало бы разре­зать на куски.

Еще одна жертва. Мир полон жертв.

Никаких документов нет. Назовем ее Евой. Евой Даллас…»

Когда машина затормозила, Ева проснулась и уста­вилась на темный дом с ярко освещенными окнами.

У нее тряслись руки.

«Утомление, – сказала она себе, выбираясь из ма­шины. – Всего лишь утомление. То, что я отождестви­ла себя с Моникой Клайн, вполне естественно. Просто еще одно направление следствия».

Теперь она знала, кто она такая. Она стала Евой Даллас и достойно носила это имя. Но то, чем она была раньше, то, что было прежде, изменению не поддава­лось.

Испуганный ребенок все еще жил в ней, и это было невозможно исправить… Ладно, в конце концов, глав­ное – что они обе выжили.

Ева поднялась наверх, сняла портупею, разделась и, пошатываясь, побрела к кровати. Забравшись под глад­кие теплые простыни, она приказала замолчать голо­сам, эхо которых звучало в ее мозгу.

В темноте Рорк обнял ее и прижал к себе. Ева спи­ной ощущала биение его сердца, прикосновение силь­ной руки, обвивавшей ее талию.

На глаза навернулись слезы, и это напугало ее. Вне­запное ощущение холода предупредило ее, что сейчас начнется дрожь.

Она повернулась к мужу и прижалась к нему.

– Ты нужен мне, – сказала она, найдя его губы. – Нужен.

Отчаянно нуждаясь в тепле, она вцепилась в плечи Рорка, ощущая запах и вкус его тела. Темнота не меша­ла этому. Рядом с ним вопросов не существовало. Существовали только ответы. В груди Евы отдавалось биение его сердца. Он был с ней. Рядом. Ближе всех на свете.

– Скажи, как меня зовут.

– Ева. – Его теплые губы коснулись синяка на под­бородке и отогнали боль. – Моя Ева.

«Такая сильная, – думал он. – Такая усталая. Ка­кие бы призраки ни жили в ее мозгу, она с ними борет­ся. И я тоже. Она ищет не нежности, а успокоения». Он провел рукой по ее телу, стремясь дать Еве это успо­коение.

Она дрожала, но уже не от холода. И не от устало­сти. Когда рука Рорка нашла ее грудь, Ева выгнулась всем телом. Быстрые короткие укусы разжигали в ней пламя, прикосновения языка обдавали жаром. Она порывисто задышала и сжала Рорка в объятиях.

Он любил ее стройное тело и знал, что никогда не сможет насытиться. Ее нежная кожа была горячей, влаж­ной и скользкой, как шелк. Ее губы обжигали как огонь и сводили с ума.

– Скорее! – Ева оседлала его. – Скорее!..

Она сама овладела им. Ее бедра двигались с умопо­мрачительной скоростью. Рорк видел в темноте ее свер­кающие глаза.

Он позволял ей раз за разом овладевать им, пока Ева не запрокинула голову. Оргазм пробил ее тело, как ку­лак пробивает стекло.

А потом она обессилела.

Тогда Рорк приподнялся, привлек к себе ее трепе­щущее тело, и они оба уснули.

Ева рухнула в сон, как в пропасть, и лежала в ней ничком целых три часа.

Проснувшись, она почувствовала, что ей сильно по­легчало. И почти убедила себя, что не испытывает ника­кой головной боли. Она была уверена, что пара глотков спиртного поможет лучше любого лекарства.

Ева не вылезала из постели, пока рядом с ней не присел полностью одетый Рорк. В спальне светился эк­ран компьютера с утренними новостями, и аппетитно пахло кофе.

В руке мужа была таблетка; на тумбочке стоял ста­кан с какой-то подозрительной жидкостью.

– Открой рот, – велел он.

– Ни за что!

– Мне бы не хотелось оставлять на тебе новые си­няки, но если понадобится, я это сделаю.

Ева знала, что применение грубой силы иногда дос­тавляет ему удовольствие.

– Мне ничего не нужно. Ты настоящий мучитель, помешанный на лекарствах.

– Никогда не слышал ничего приятнее.

Рорк молниеносно зажал мочку ее уха пальцами, повернул запястье, и это движение невольно заставило ее открыть рот. Муж сунул в него таблетку.

– Этап первый!

Ева попыталась стукнуть его, но тщетно. Рорк дер­нул ее за волосы и вылил в рот содержимое стакана. Еве пришлось сделать два глотка, лишь потом она сумела отстранить стакан.

– Я тебя убью!

– Сделай одолжение. – Рорк прижал ее к подушке и заставил допить остальное. – Этап второй.

– Рорк, можешь считать себя трупом. – Она вытерла мокрый подбородок. – Ты еще сам не знаешь об этом, но уже мертв.

– Я бы не стал прибегать к таким мерам, если бы ты сама заботилась о собственном здоровье.

– А когда ты наконец поймешь, что мертв, и упа­дешь на землю…

– Ну что, полегчало?

– …и будешь там лежать, я наступлю на твой холод­ный труп, потом открою шкаф, где ты держишь лекар­ства, и сожгу его.

– Милая, не злись. Да, теперь я вижу, что тебе по­легчало, – кивнул он.

– Я тебя ненавижу!

– Знаю. – Рорк наклонился и нежно поцеловал ее. – И я тебя. Самое подходящее настроение для яиц по-бенедиктински. Прими душ, а потом позавтракаем.

– Я с тобой не разговариваю.

Он сверкнул зубами и поднялся.

– Старое женское оружие!

Рорк начал спускаться по ступеням и не слишком удивился, когда Ева прыгнула ему на спину.

– Это уже лучше, – прохрипел он, когда жена стис­нула ему горло согнутой в локте рукой.

– В следующий раз будешь знать, как обзываться!

Ева отпустила его и пошла в ванную, покачивая го­лыми бедрами. Рорк только хмыкнул, глядя ей вслед.

Она ела только потому, что это было необходимо. И вводила мужа в курс событий только потому, что это помогало ей самой все разложить по полочкам.